Ваш Н. Лесков.
Уважаемый Вукол Михайлович.
Я и в помышлении не имел сказать Вам что-нибудь укоризненное или колкое и о Каткове вспомянул просто шутки ради. Если это имело вид обиды, или по меньшей мере — неуместности, то, пожалуйста, не причтите это к умыслу моему, а отнесите к неудачности выражения и приятельски простите. Я ничего, ровно ничего не имею ни против Вас, ни против Виктора Александровича Гольцева, и мне неприятно знать, что Вы думаете об этом иначе. Ни Вы, ни Гольцев не оказали мне ничего, кроме милой ласки и предупредительности, и я плачу Вам за это самою чистосердечною приязнью. Вот и все. Полного согласия во взглядах на все предметы и условия не бывает между людьми, и, конечно, я не из тех, кто считает свои взгляды непогрешимыми, а чужие ошибочными. Если бы Вы знали меня ближе, то знали бы и то, что я всегда бываю уступчив и не спорлив. Переписываться дело довольно тяжелое, но необходимое. Я пишу вещь, подготовляя ее к потребностям одного журнала, а она выходит ближе к другому. Надо же списаться, а если ответа нет, выходит затруднение. Из письма моего Вы должны бы, кажется, усмотреть, что я не имел самолюбивых претензий, а у Вас у первых спрашивал, не нужно ли Вам. И потом только дал эту работу другим. В чем же «недоразумение»? Я ничего не вижу. «Досуги Марса» ставьте где хотите и когда хотите. Я писал только о том, что если они Вам не годятся (чего я не думаю), то возвратите их мне. Это просто потому, чтобы Вас не связывать, так как эти маленькие отрывочки легко уходят в газеты. Еще раз прошу Вас — не думайте, что я мог иметь желание сказать Вам колкость, и верьте моей искренней к Вам приязни.
Ник. Лесков.
Я только два дня тому назад вычитал в древнем Прологе рассказ о ручном льве святого Герасима. Но рассказ, по обыкновению житийных описаний, скуден и требует домысла и обработки, а это опять требует восстановления в уме и памяти обстановки пустынножительства в первые века христианства, когда процветал в Аравии св<ятой> Герасим. Поэтому я не могу обещать, когда я дам этот рассказ, а только я его дам. Вероятно, это во всякое время Вам пригодится. Написать же историческую или «житийную» сценку с налета, как пишут про зайчика или про курочку, — невозможно. — Рассказ будет очень небольшой, потому что такова вся фабула Пролога, а когда он будет готов, — я его пришлю.
Н. Лесков.
Усердно Вас благодарю, Алексей Сергеевич, за то, что Вы согласны заявить об окончании мною обозрения Пролога, «как повествовательного источника». Я с удовольствием говорю, что сделал дело трудное и полезное для литературы. Пролог — хлам, но в этом хламе есть картины, каких не выдумаешь. Я их покажу все, и другому в Прологе ничего искать не останется. Я вытянул все, что пригодно для темы. — Где я это напечатаю, — это я еще не решил. Может быть, в «Русской мысли» или у Шубинского, если ему нужно. Но это листов пять, а у него всегда «изобилие материала». Прежде же я хочу напечатать образчик этого труда под заглавием «Повествовательные образцы по Прологу». Я дам там два милые рассказа — один во вкусе Л. Н., а другой во вкусе Курганова, — очень интересные. Это я, признаться, хотел предложить Вам на один-два фельетона, что, верно, было бы приятно Л. Н — чу, чтобы рассказ в его духе, стиле и манере явился бы в издании многочитаемом. — Что Вы мне на это скажете? Я мог бы дать это даже к Новому году. — За переписку повести деньги студенту уплочены уже П. Я. Леонтьевой (по 30 коп. за лист). О самой повести я вполне Ваших мнений. Пролог достать можно, но не сразу, и они дороги. Я, однако, закажу и Вас извещу. На днях приду к Вам. Апокрифы писать лучше, чем пружиться над ледащими вымыслами. Меня это занимает. — Что касается С. Н. Шубинского, то, право, говорить стыдно. Ему, словно соску дитяти, надо на кого-нибудь дуться.
Уважаемая Александра Николаевна!
Поздравляю Вас, не знаю с чем, — так разнообразны и многочисленны фамильные дни Ваши. Покорно Вас благодарю за бювар. У меня еще служит тот, который Вы принесли два года назад. Посылаю Верочке сумочку для платка, а в ней кофейную старинную чашечку. — Рассказ написал «вдоль» и положил лежать и улеживаться, а в удачный час пропишу его «впоперек», и тогда дам переписать отцу Пэтру и извещу Веру. — Гонорар она себе может сосчитать изрядный — около 1/2 печ<атного> листа. Называется рассказ «Лев старца Герасима». — Слова «святого» надо избегать, а просто «старец». Ничего неприязненного к Вам не имею, но пребываю в мире и любви ко всем.
Смиренный Николай-ересиарх.
Высокочтимый Иван Александрович!
В Орле живут две мои приятельницы, тамошние помещицы Страховы, — весьма искусные в переводах с русского языка на французский. Они просят меня испросить для них у Вас разрешение на перевод Ваших «Слуг». Я не могу отказать этим девушкам в том, чтобы довести до Вас их покорную и усердную просьбу. Если это возможно, — разрешите им сделать перевод и послать его к Вогюэ, а если невозможно, то не посердитесь на меня за то, что я позволяю себе беспокоить Вас моею просьбою.
Ваш искренний и глубокий почитатель
Николай Лесков.
P. S. Я пишу Вам, потому что боюсь лично Вас беспокоить, но если позволите, — я приду в то время какое Вы мне укажете.